Критика и отзывы

В целом

О жанре в прозе Ирины Богатырёвой пишет критик, кандидат филологических наук Анна Жучкова в журнале "Вестник славянских культур".

О романе "Ведяна"

Валерия Пустовая:
"Ведяна" Ирины Богатыревой начинается как социальный и даже сатирический роман: спасибо, было смешно, - а выруливает на такую откровенную фантастику, которую можно принять только от автора романа-эпопеи о деве-царе алтайских кочевников. Но дело в том, как подцеплен мир духов места и природных сущностей к миру нашему и в том, как отменяет он инерцию реалистических сюжетов. Герой-одиночка застревает в провинциальном Доме культуры. Трижды эскапист, он бросил Нью-Йорк от разбитого сердца, нашел работу, где можно безнаказанно крутить никому не нужное интеллектуальное кино, и втайне презираемым коллегам не заикается о том, что он один видит: как нелепы, неправдоподобны и даже непотребны попытки местных энтузиастов восстановить культуру исчезнувшего народа. Герой - носитель живой памяти и неизбывной тоски по чему-нибудь неподдельному. Пока в Доме культуры планируют царь-фейк - спектакль по пьесе сомнительного происхождения на местном языке, которого никто не знает, о мистическом лидере предков, про которых ясно только, что они не служили большой родине и почитали за благо утонуть, - мифология выступает из кабинетного русла и заливает жизнь героя, как пойменный луг. И луг плодоносит. Герой, которому готовились кривые стези социальных дрязг, обращается в проводника, толмача, вестника иного мира. Примечательно, что именно властью, внезапно данной ему природой и верой предков, он отменяет задачу восстановления местной культуры. Ему открывается то, что, как вода, наполняет культуры и покидает их, оседающих и усыхающих в документах, инсценировках, народной музыке, культурных центрах. Жизнь, которая больше любви к своему прошлому, и любовь, которая тянется за жизнью, потому что они одно, приводят роман к финалу, который можно читать в двух измерениях. Трагический конец романтической мечты - или полномерное торжество неподдельности над спектаклем. "Ведяна" - роман о любви, которой не нужно восстановление архивного народного языка: мы воочию убедимся, что то, о чем сообщал этот язык, высказывается и понимается бессловесно. Роман о любви к своему, которое оказывается пугающе чуждым. И о преодолении последней из границ, чтобы вернуться туда, где давно живёт сердце. Пока в городе инсценируют общее прошлое, герой выбирает уникальное будущее. Несчастный сумасшедший, запутанный речным духом. Или пророк, познавший дух жизни.

Анна Жучкова "Мифопоэтика vs литература.doc"
Герой «Ведяны» Роман возвращается из Америки в родной Итильск, к реке Итиль, потому что итилиты всегда возвращаются на родную землю. «Итилиты» – национальность вымышленная, собственно, как и герой. Роман Су́дьбин (роман с судьбой?) воплощает человека вообще. У него нет характера, нет психологических деталей, которые надо разгадать. Ему свойственны только два экзистенциальных состояния: счастье или тоска. Остальную гамму переживаний автор отдает… природе. От горя темнеет небо и бушует ураган. Отчаяние испытывают брошенные звери. Смеется и ликует небольшая речка, а большая спокойно несет свои воды. В лесу Роман чувствует успокоение и счастье, которое передано… через шум листьев, запах нагретой коры, солнечный свет.

О романе "Белая согра"

Татьяна Веретёнова. "История выздоровления". "Знамя", №6, 2021 г.
С приезда Жени в деревню и начинается роман, точнее, самая первая глава — о том, как девочка потерялась в лесу, бродит там несколько дней и потом выходит вслед за странным дедом (который скорее леший, чем живой человек). А вот начиная со второй главы — хронологически последовательный рассказ о том, что с девочкой происходило с момента приезда в Согрино: первая часть романа — «Брат» (двенадцать глав), вторая — «Жу» (десять глав). Собственно, вся история — об отношениях Жени с этим братом.

Владислав Толстов. "В заколдованном лесу". "Урал", №3, 2021 г.
И это, конечно, сильно перекликается с нынешней житейской практикой — всеми этими «удаленками», «дистанционками» и самоизоляцией, вынужденным отшельничеством, отсекающим человека от привычного окружения, живых людей, городской суеты. И здесь «Согра» работает как своего рода наставление, что следует делать. Думаю, когда пройдут темные ковидные времена и люди снова потянутся в книжные магазины, они прочитают наконец-то роман Ирины Богатыревой «Согра» (в отдельном издании название изменено на «Белая согра») и оценят его по достоинству.

Валерия Пустовая. "Шире заколдованный круг".
Первое удивление: у Ирины Богатыревой, о которой известно, что она не только автор многих романов, но и участник многочисленных походов, образ блужданий в лесу получился куда менее реальным, чем в социально-ориентированном, сатиричном «Рюрике» Козловой. Дело в стилистике романа: «заповедной согрой» автор скорее заклинает читателя, рисуя пространство сновидческое, переходное, собранное не из деталей, а из крупных акцентов, по преимуществу словесных. Открывающее роман: «Лес. Всё лес», – рифмуется далее с: «Был ли, не был. Всё – мох». Белый мох, черные сосны, «зеленое море деревьев», болото, откуда героиня «воду пьет» – ничего из этого роман не дает рассмотреть, потрогать: это не реальное проживание блужданий в лесу, а морок. Самый подходящий фон для явления лесного «деда» с лицом «как кора».

Илья Кочергин: Живые голоса на жанровой поляне
Кажется, что именно ради этого и писался роман, — чтобы читатель тоже мог расслышать музыку этих негромких голосов. Они воспринимаются нами как нечто экзотичное, забавное, этнически-фольклорное. Эти слабые, стремительно затихающие в глобальном шуме голоса не открывают новых истин, говорят о своём частном, жизненном, бытовом.

Александра Сизова: Лес, абстракция и подросток с психическими проблемами"
"Роман повествует о девочке Жене, которую все обычно называют кратко — Жу. Она очень изменчивая, противоречивая, замкнутая, тихая и вежливая. Поначалу думаешь: обычный подросток со своими проблемами и переживаниями под стать возрасту, но чем больше читаешь, тем больше начинаешь сомневаться в своих первых впечатлениях".

Анна Жучкова: Взгляни на дом свой…
Фольклор здесь... живой. Настолько, что, если вы в суете и переключении между делами уделите книге хотя бы десять минут, – вас затянет. А когда прерветесь, будет ощущение, что побывали на глубине – и вынырнули. Всё дело в языке. Язык «Согры» – живой язык северной глубинки.
Такой книги у нас еще не было. Потому что она живет своим каждым словом. Звучит, поет и говорит нам о нас – прошлых.
Ее язык – язык подлинного фольклора и в то же время язык поэтический, литературный. Ирина Богатырева сделала северную речь языком книги, сохранив ее природную энергетику.
Такой книги еще не было и потому, что это не привычная мифопоэтика. Не конструирование мифа. Не вписывание мифа в текст или текста в миф. Мы любим «Вьюрки» Бобылевой, «Мэбэт» Григоренко, «Убыр» Идиатуллина, но тут другое. Реальная жизнь в глухом углу времени и России.
Есть деревня. Большая. Со школой. Есть река. За холмом соседняя деревня. А вокруг – лес и болото. Белый северный мох, белое северное небо. Согра.
Я раньше думала, чем глубже в деревню, тем ближе к мудрости. Ну, Платон Каратаев и всё такое. Оказалось, нет. Не ждут там готовые ответы на все вопросы. Там просто другой мир: деревья выше, земля ближе, а кругозор уже. Баушки, героини романа Богатыревой, живут привычным и ограниченным, раз навсегда заведенным ходом. Знают, что от хворей спасает баня. Что река снимает беспокойство. Что травина помогает найти пропажу. Знают, что им нужно для жизни, тем и живут. И никакой мифологии.

О романе "Формула свободы"

Игорь Попов Найти свою формулу свободы:
Роман Ирины Богатырёвой "Формула свободы" не совсем обычный. Необычен он не фабулой или героями, а своим ментальным содержанием. Формально это роман воспитания. Проходит детство и главный герой Максим Ганин и его друзья вступают, как это принято писать в рецензиях, во взрослую жизнь. Они отчаянно ищут себя, пытаются обрести любовь и свободу. Выбор практически невозможный. На их пути встречаются Даник, адепт неоязыческой секты, и новый учитель русского языка и литературы Константин Павлович "Кэп". И тут начинается битва.
Вроде бы все ясно и линейно. Но при всем линейном повествовании, текст существует и на втором, ментальном уровне. Это роман о поиске свободы и поиске любви главного героя. И вначале Макс тянется к сектантам в поисках любви, но очень быстро понимает, что там лишь иллюзия любви. Он тянется к авторитету, которым для него становится Кэп, личность безусловно харизматичная и яркая. Но Макс сам личность слишком цельная, чтобы заниматься подражательством и мимикрией. Он мечется, пытается обрести наставника, но при этом отчаянно нуждается в свободе.
Кэп помогает ему нащупать свой путь к свободе. Однако он Макс должен обрести ее сам, это его личный выбор. И выбор этот он выстрадал, пройдя через потери. По сути это книга о том, как обретая свободу, ты начинаешь трепетно уважать свободу другого. Даже свободу ошибаться, падать, страдать. Иногда этот путь может привести к утратам и трагедии, которые неизбежны на таком пути. А как ещё обретается свобода? Но истина всегда делает нас свободными. И в этом, мне кажется, главная идея книги.

Анна Жучкова: Не быть мышью

Анна Жучкова: Обзор журнальной прозы
Многие захотят остаться в зазеркалье, обретя не свободу, но её иллюзию: в раскрепощении секса, сектантском обмане или ощущении власти над людьми. Лишь главный герой, пришедший из раннего романа «Ганин», способен разбить ложные зеркала и принять своё «я». Чтобы затем опрокинуть его в мир, потеряв всё – и всё таким образом обретя.

Яна Сафронова: ДВЕ ФОРМУЛЫ СВОБОДЫ
На протяжении всего романа Ганин со своей сдержанной мощной энергией казался гораздо старше и глубже своих сверстников. Настолько, что в его семнадцатилетие порой не верилось, а в диалогах с Кэпом казалось, что это люди одного возраста.
Интеллектуальная и духовная акселератичность Ганина, попытки наслоения на него чужих черт и характеров, доставшийся как будто от автора взгляд со стороны, – всё это делает Ганина персонажем объёмным, возможно даже «перегруженным». Однако Ирине Богатырёвой удалось создать совершенно уникальный образ, не поддающийся типизации. Возможно, именно поэтому герой способен на саморефлексию и постановку жестоких по отношению к себе, но важных для каждого человека вопросов: в чём моя свобода? свободен ли я? исключителен ли, и обязательно ли насильственно культивировать это в себе для того, чтобы быть свободным?

Станислав Секретов: Последнее лето о романах Ирины Богатыревой «Формула свободы» и Дарьи Бобылевой «Вьюрки».
"Автор показывает школу как мир в миниатюре: есть некоторое количество готовых вести за собой лидеров, некоторое количество безумцев с нестабильной психикой, большинство же — мыши, поджимающие хвост и не решающиеся высказаться в ответственный момент, утешающие себя философскими концепциями: я выбираю не путь борющегося воина, а путь выжидающего мага. Двигаться, ждать, уйти из нашего мира — вариантов масса. Последнее лето для персонажей станет последним в разных смыслах этого слова. Абсолютная свобода бывает возможна. Только единой формулы для ее обретения не существует".

О романе "Жити и нежити"

Анна Жучкова:Сказка о мертвых и живых душах.
Почему простые мотивы, присущие литературе фэнтези, остаются актуальными и востребованными? Почему притягательны иные миры? Книга Богатыревой позволяет ответить на этот вопрос так: жанр фэнтези помнит об истоках – показывает мир в его первозданной красоте и обращает человека лицом к себе самому. Вот почему в романе Богатырева решает проблему «человековости» – особенно выигрышную в романе с возможностью остранения: ведь главным героям, нежитям, приходится приложить усилия, чтобы познать суть человеческой жизни. Автор сталкивает героиню с необходимостью трагического выбора: Яра должна сыграть роковую роль в судьбе гениального музыканта Ема, которого полюбила всей душой.

Отзыв читателя на сайте livelib.ru
«Жити и нежити» позиционируется издательством как этническое фэнтези. Но пусть вас не смущает такое определение, здесь не будет истории про попаданца, который побеждает шаблонного тёмного властелина, попутно получая трон и руку принцессы в придачу. Можно сказать, эта книга совсем не похожа на привычное представление о фэнтези. Если герои с кем-то и сражаются, то только со своими внутренними демонами, а приключения не являются солью сюжета и служат только лишь для того, чтобы лучше раскрыть персонажей. Но, безусловно, волшебная составляющая является основой, без которой не возникло бы данного романа. Повествование мне показалось разделённым на несколько условных частей, каждая из которых имеет свою собственную степень осязаемости.
Подробнее на livelib.ru

О романе "Кадын"

"ЛЁГОК ЛИ ВЕТЕР?" Книжная полка Елены Ленковской в журнале "Урал", 2017, 1.
"Огромную ценность роману придаёт тщательная историко-археологическая реконструкция. Серьёзная, глубокая погружённость автора в археологические и мифологические пласты пазырыкской культуры сама по себе не может не вызывать уважения. Однако, по счастью, роман вовсе не оставляет ощущения лишь некоего диковинного этнографического музея. Да, невероятное число подлинных фрагментов той давней реальности вплетено в художественную ткань. Но они использованы мастерски, на все сто — не в качестве декора, а в качестве действенной составляющей сюжета".

Анатолий Ухандеев:Духовность без кавычек.
«Кадын» — это книга о власти, о ее обретении и о том, что и зачем с ней делать. Власть — классическая тема литературной сказки и фэнтези, еще со времен короля Конана и Толкиена. Тема, в которой мнимо развлекательное чтиво на самом деле становится серьезным. Власть для Ал-Аштары — это служение.

Мария Лебедева В ОМУТ ПАМЯТИ
«Кадын» – прекрасный образец литературы young adult. Неудивительно, что именно этот роман стал лауреатом прошлогоднего «Студенческого Букера». О том, как в книге Ирины Богатыревой смешиваются черты мифа, повестей о гимназистках и аниме жанра сёнэн, рассказывает Мария Лебедева.

Владимир Гуга : "Язычество как терапия". (О книге «Луноликой матери девы», АСТ)
"Устами старухи-колдуньи автор внушает читателю, что ничего в природе не делается без серьезных последствий. Всякое действие имеет серьезный результат, так как любое существо и любой предмет в окружающем мире одушевлены. Охота – это не просто убийство животного для утоления собственного голода, а священнодействие, совокупность ритуалов. Солнце всходит и заходит не просто так, а по определенной мистико-религиозной причине. Небо – это не пустая высь, а Бог, источник жизни и смерти. И так далее. Кстати, Богатырева ясно указывает, что племя, о котором идет речь в книге, исповедует языческий монотеизм: духов – много, но Бог – один".

Елена Борода: "Ключи алтайских духов"
"«Воля» и «доля» – как два тавра на обоих плечах, два знака, повинуясь которым, человек проходит свой земной путь. Доля назначена каждому, и от нее не уйти, как ни старайся. Во всем остальном он свободен. То есть волен любить, ненавидеть, выбирать жену (мужа), искать занятие по душе, иметь друзей или недругов – до того предела, пока все это не вступает в противоречие с долгом. Если вступает – преимущество за долгом. Не без борьбы, конечно. Персонажи Богатыревой, хотя и сроднились с горами, сделаны не из камня, а из плоти и крови".

О повести "Товарищ Анна"

Рецензия на повесть "Товарищ Анна" на сайте "Живая литература".
"В отношениях Вальки и Анны можно усмотреть тот идеологический раскол российского общества, который терзает народ вот уже не один десяток лет. Две правды – сермяжная правда Вальки и идейная правда Анны. Они общаются, спорят друг с другом, сталкиваются, пересекаются и отталкиваются, но не могут обрести общего, объединяющего. Да и не могут найти, потому что не ищут".
Читать полностью здесь.

Рустам Габбасов: Необъяснимая серьезность бытия
"Повесть Богатыревой поначалу вызывает досадливое ощущение: где автор видел таких студентов, уровень мышления которых остался где-то на уровне восьмого класса, что за нелепый «Союз молодежи», совершенно не разбирающийся, судя по репликам участников, в современной политике, да и в истории, и экономике, что это за картонный мир, герои которого существуют вне времени и пространства и напоминают персонажей книг Чернышевского? Но спустя некоторое время приходит понимание. Разве не случается каждый день сталкиваться с одной стороны с каким-нибудь фанатичным, абсолютно противоречащим логике, не терпящим возражений мнением, и с другой стороны — с полным безразличия к современности, к анализу происходящего вялым голосом, полным цинизма и неадекватности?.."

Марта Антоничева: Своевременные люди.
Анна и Валька Богатыревой не подходят на роль поколенческих моделей, так как вряд ли найдутся желающие оказаться на их месте, но, тем не менее, это тоже своевременные персонажи. Богатырева пошла по стопам Тургенева с его желанием зафиксировать новый тип людей и способ отношения к реальности: она уловила современную особенность мироощущения – эскапизм, уход в идеализм, собственный замкнутый мир, игру в недостижимое, в надлом, нежелание понимать происходящие вокруг изменения, отказ от социализации. Собственно, если и говорить о реализме вне коннотаций “нового” и “второй свежести”, то в повести Богатыревой он воплощается наиболее ярко. Причем для этого автор не прибегал ни к чернухе, ни к гротеску, ни к гротескной чернухе – популярным приемам “актуальных” писателей. Она выводит на литературную сцену нового героя нашего времени – запутавшуюся в себе, заигравшуюся в прошлое, словно в игрушку, девушку, которая после разрыва с Валькой растворяется в Москве так, как будто ее никогда и не существовало.

Молодая казанская писательница Ирина Богатырёва буквально ворвалась в литературу.
Журнал "Читаем вместе", март 2012 г. Ссылка

Екатерина Канайкина : В эпоху застоя герои не нужны. Немного мизантропии и все варианты любви.
Книга – о любви, как минимум в трех ее значениях. Есть «эрос» (а куда сегодня без эроса?), есть «филиа» – «расположение», «притяжение» – между Валькой и Анной, Дроном и Маринкой, Валькой и Дроном, Анной и Сергеем Геннадьевичем, Ульяновском и Анной, Валькой и Москвой. И, конечно же, разливается по всей повести море любви-агапэ, любви бескорыстной, готовой отдать все ради благополучия других. Носителем этой любви является в повести Богатыревой группа молодых историков-реконструкторов, которые специализируются по ХХ веку и революции. Клуб мыслящей патриотической молодежи. Реконструкция, арт-субкультура. Но даже играть в любовь-агапэ сложнее, чем во все прочие виды этого сложного неотвратимого чувства. Особенно, когда в нее играет целый город. Ведь Анна – это Москва, а Москва – это Анна. Немного снобизма и мизантропии к быдлу, болоту и навязчивое стремление как можно больше алчущих и страждущих из этого болота вытащить. В меру жертвенности, не в меру красноречия, поразительные способности верить «в отсутствие веры» и притягивать к себе противоположности. В повести Богатыревой гомогенная, искрящаяся масса противоположностей: столица – провинция, азиат – русская, из крестьян – из служащих, мизантропия – филантропия, пафос – предельная искренность. Всего не перечислить. Более того, всего сразу не вычитать. Пожалуй, лучше всего это получится у москвичей и ульяновцев, которым в первую очередь необходимо прочесть эту книгу (пригодится для самоидентификации:). Но не только им. Книга Ирины Богатыревой для настойчивых читателей, умеющих мыслить критически, умеющих бороться с манипуляциями, отделять зерна от плевел.

О романе "Автоstop"

Рецензия от читателя Maria_Spine на ресурсе bookmix.ru:
Автостоп… волшебное слово, открывающее для тебя другой мир – мир хиппи, «Вудстока», постоянных встреч с интересными и необычными людьми… Быть единоличным хозяином своей жизни, самостоятельно принимать решения о том, где проснуться завтра, жить в странных местах и со странными людьми в качестве соседей… Заманчиво? Все это может дать тебе автостоп.

А еще - пьянящая свобода, романтика, так и витающая в воздухе, вытянутая рука и дорога, уходящая в бесконечность… Ирина Богатырева потрясающе все это описала в своей книге – она прочувствовала каждый эпизод, каждую историю, каждого героя до малейших деталей. Мелкая в восторге от своей жизни и она заражает этим восторгом других. Ты как будто читаешь сказку про идеальный мир и идеальных людей…
Читать полностью

К. Анкудинов. Чертово поле экспериментов
Хит-парад толстожурнальной прозы. «Знамя» и «Октябрь». Мнимые геи и подлинные автостопщики
15. Ирина Богатырева. Stop, или Движение без остановки. Повесть («Октябрь», № 5).
Подробное повествование из жизни «системщиков». Автостопщиков, говоря другими словами (просящееся на язык определение «хиппи» не подходит – устарело). Сквоты, коммуны, маршруты, автостопы, приключения, духовные искания. Читается с интересом, причем не только из-за социальной фактуры (экзотической и красочной) – не только как «физиологический очерк». Но и как хорошая – глубокая и эмоционально нюансированная – проза.

The Russian Kerouacs: Irina Bogatyreva’s guide to hitchhiking Irina Bogatyreva talks to The Calvert Journal about hitchhiking, women, cities, literature and music (English).

О рассказах

Анна Жучкова о рассказе "Замкадыш":
Присущая писательнице фольклорно-мифологическая парадигма оказалась очень созвучна энергии Москвы: древней и бедовой, высокомерной и искренней. Москва, по определению Мандельштама, город буддийский, жизнь здесь циклична и не имеет ни начала ни конца. И не город определяет абрис человеческой судьбы, а человек решает сам, кем и каким ему быть.
Читать обзор полностью

Нечем любить. Рассказы в периодике второй половины 2017 года.
Юлия Подлубнова о рассказе "Замкадыш":
Ирина Богатырева написала старую историю о Золушке, благородной провинциалке, которая честно, своим трудом пробивает себе путь в жизни, и злой москвичке, которая обладает всем, о чем Золушка и мечтать не смеет, включая безмерно красивого и талантливого мужа-москвича, но при этом испытывает страшную зависть к Золушке.
Читать обзор полностью

Спасатели. Андрей Степанов. Рецензия на рукопись романа
"«Проблемный» роман молодого и талантливого автора (выпускница Литинститута, десяток публикаций в толстых журналах за последние несколько лет). Роман крепко-реалистический, однако с элементами мистики и духовидения."

"Рассказчик года" по мнению Кирилла Анкудинова (литературные итоги 2009 г.)

Кирилл Анкудинов. "Любовь к трем апельсинам. Обзор “литтолстяков” за октябрь 2009 г.
Открывается десятый «Новый мир» рассказами Ирины Богатыревой («Звезды над Телецким»). Они, эти рассказы (точнее новеллы), – очень удачны: ладно скроены, наделены мускулистой сюжетностью, психологически убедительны. В некоторых из новелл Богатыревой есть элементы «мягкой фантастики», другие – сугубо реалистичны. И главное: Ирине Богатыревой удалось уловить, поймать современность, прихотливо сочетающую в себе и виртуальные просторы Интернета, и избяную алтайскую архаику. Очень хорошо, что Богатырева не перебирает с сентиментальностью; такое в современной новеллистике, развращенной «глянцем», встретишь нечасто.

Кирилл Анкудинов. Любовь к трём апельсинам. Выпуск двадцатый: Мартовские сны.

Альманах «Литеры», обзор в журнале "Бельские просторы"
Безусловно, «народна» в каком-то шукшинском смысле слова история девочки из села Большое Мокрое – глазами Ирины Богатыревой: бабушка, кошка, одиночество ребенка лицом в природу, деревенский дядька с пугающими, слишком взрослыми откровениями, его глумливая песня про подводную лодку (ту, что в степях Забайкалья погибла в неравном воздушном бою) на мотив государственного гимна и совершенно шукшинская интонация «обрыва» в конце. Все что надо, мол, уже сказано устами комичного, по-простонародному крепкого задним умом дядьки…