Так начинаются многие сказки: матушка умерла, мужик взял в дом мачеху, а та невзлюбила падчерицу, отправила её к своей тётке – бабе Яге…
Но Жу, с которой случилось то же самое, не уверена, что попала в сказку. Деревня, в которой она оказалась, - богом забытое место где-то на Севере, где никогда не заходит солнце, вокруг леса и болота, и телефон здесь не ловит. Здесь совершенно нечем заняться, а у местных старух непонятный говор и только и разговоров, что о порче да покойниках, которые приходят к живым, домовых и непонятной травине, которая помогает найти потерявшихся людей, но сорвать её сложно: растёт она в далекой согре, и охраняет её нечистая сила.
Впрочем, Жу всё это не интересно. С тех пор, как не стало мамы, ей сложно общаться с людьми. За неё это делает брат-близнец, про которого Жу начинает думать, что это и есть она сама. Быть мальчиком или девочкой, жить в городе или в деревне, что-то делать или не делать совсем ничего, - с недавних пор Жу всё неважно. Однако с того дня, как местная колдунья в сердцах сказала "понеси тебя леший", и Жу канула в болотистых лесах с братом, а вышла уже одна, - с этого дня ей приходится учиться жить заново, слушать старух и понимать, что же они рассказывают о силах, живущих в окрестных болотах, и о том, как с ними обращаться. Только так она может понять что-то и про саму себя.
Лес, всё лес.
Но кровь возвращается в голову, и надо проснуться.
Хотя не хочется. Ужасно не хочется. Вдруг откроешь глаза – а вокруг по-прежнему он: лес. Пока не открываешь, можно думать, что его нет. Просто холодно. Просто сыро. Но не лес. А откроешь – и от него уже не уйти. Из него не выйти.
А говорили: если заблудитесь, не мельтешите. Сидите на месте, берегите силы. Вас най-дут, говорили. А будете бегать – это сложнее.
Беречь уже нечего, Жу поэтому и сидит. Спички были бы или зажигалка, огонь сделать. Согреться, дать о себе знать. Но Жу не курит – откуда же спички, откуда зажигалка? Выйдет – если выйдет – набьёт ими все карманы: одежды, рюкзака, всего. И будет говорить каждому: носите с собой спички, носите зажигалку, не курите – всё равно носите.
Потому что кругом лес, и только так вас найдут.
Из интервью порталу "Ульяновск - город ЮНЕСКО"
Этот роман появился из фольклорных экспедиций с Лабораторией фольклористики РГГУ, с которой я три сезона работала в Архангельской области. Для меня это был чрезвычайно ценный жизненный опыт. Я не только поняла для себя, что же на самом деле такое – русский фольклор в наши дни, как сохраняется, меняется и живёт традиция, что такое народные верования и как чувствуют себя в современных реалиях персонажи, как домовой и леший, - но и познакомилась с колоритными людьми, о которых до этого могла разве что прочесть у Шергина. Русский Север – особый край, со своим говором, фольклором, и мне хотелось в тексте передать всё вместе – и типажи, с которыми я столкнулась в ходе экспедиций, и диалект, и даже собственное удивление от всего этого – удивление современного городского человека.
У каждого полевого фольклориста есть свой золотой информант – человек, с которым были записаны лучше интервью, случился душевный контакт. Для меня таким человеком стала женщина, с которой я записала интервью в первый же день работы в первой же своей экспедиции. Она оказалась действительно ценным рассказчиком, чего я, по неопытности, не могла оценить, и поэтому ходила к ней ещё дважды с более опытными коллегами, - а она рассказывала и рассказывала. Причём от раза к разу, так или иначе она повторяла одну и ту же историю: про свою родственницу, которая, умирая, жаждала с ней повидаться. Однако тётя Маруся не пошла. И только на третий раз, вновь вернувшись, как привязанная, к той же истории, она рассказала её до конца – и стало ясно, что её отказ навестить умирающую был местью ей. Но понять все обстоятельства этого можно, только разбираясь в местной традиции – со стороны кажется, это просто конфликт двух невесток.
Сюжет, таким образом, возник сам, а завязка оказалась самой естественной: городская девочка-подросток, не имеющая никаких родственных связей с Севером, попадает в глухую архангельскую деревню. Не совсем, правда, глухую: здесь есть большая каменная церковь, что для тех мест – необычно. Некогда это было крупное село с ярмаркой, но всё – глубоко в прошлом. Сейчас же здесь живёт горстка старух, сюда не ездит общественный транспорт, и всё, что у них есть – их прошлое, о котором они готовы рассказывать часами. В их рассказы органично вплетаются деревенские сплетни и досада на соседей, истории о лешем и порче скота, о том, как вывести щетинку у ребёнка, как избежать встречи с банником и, главное, о чудесной травине, помогающей находить потерянные вещи и людей. Правда, не всяких людей, а только тех, кто хочет, чтобы их нашли.
Однако основной задачей автора в новом романе стала работа с языком. Материал как раз практически не требовал обработки – это реальные интервью с реальными людьми. Но я поняла, что вся суть теряется, если их лишить главного – того языка, на котором они были рассказаны, диалекта и особого звучания спонтанной живой речи со всеми пропусками, повторами и даже словами паразитами. Без этого всё превращалось в выхолощенные народные приметы и поверья, - всё то, от чего меня лично мутит. Нет, мне хотелось передать музыку той речи, которая меня изумила. И тут пришлось действительно приложить усилия, потому что звучащая речь на бумаге становится неуклюжей и нелепой, она не воспринимается, в ней теряется не только очарование, но и смысл. Пришлось разработать целую систему, как превратить интервью – в языковой портрет персонажа так, чтобы это было не утомительно современному читателю, не заинтересованному ни в диалектизмах, ни в фольклористике. Ему и решать, насколько мне это удалось.
Журнальная версия романа выходила в "Новом мире", №4 и №5, 2020
Роман удостоен премии журнала "Новый мир", вошёл в лонг-лист премии "Большая книга" 2021 г.
Татьяна Веретёнова. "История выздоровления". "Знамя", №6, 2021 г.
С приезда Жени в деревню и начинается роман, точнее, самая первая глава — о том, как девочка потерялась в лесу, бродит там несколько дней и потом выходит вслед за странным дедом (который скорее леший, чем живой человек). А вот начиная со второй главы — хронологически последовательный рассказ о том, что с девочкой происходило с момента приезда в Согрино: первая часть романа — «Брат» (двенадцать глав), вторая — «Жу» (десять глав). Собственно, вся история — об отношениях Жени с этим братом.
Владислав Толстов. "В заколдованном лесу". "Урал", №3, 2021 г.
И это, конечно, сильно перекликается с нынешней житейской практикой — всеми этими «удаленками», «дистанционками» и самоизоляцией, вынужденным отшельничеством, отсекающим человека от привычного окружения, живых людей, городской суеты. И здесь «Согра» работает как своего рода наставление, что следует делать. Думаю, когда пройдут темные ковидные времена и люди снова потянутся в книжные магазины, они прочитают наконец-то роман Ирины Богатыревой «Согра» (в отдельном издании название изменено на «Белая согра») и оценят его по достоинству.
Валерия Пустовая. "Шире заколдованный круг".
Первое удивление: у Ирины Богатыревой, о которой известно, что она не только автор многих романов, но и участник многочисленных походов, образ блужданий в лесу получился куда менее реальным, чем в социально-ориентированном, сатиричном «Рюрике» Козловой. Дело в стилистике романа: «заповедной согрой» автор скорее заклинает читателя, рисуя пространство сновидческое, переходное, собранное не из деталей, а из крупных акцентов, по преимуществу словесных. Открывающее роман: «Лес. Всё лес», – рифмуется далее с: «Был ли, не был. Всё – мох». Белый мох, черные сосны, «зеленое море деревьев», болото, откуда героиня «воду пьет» – ничего из этого роман не дает рассмотреть, потрогать: это не реальное проживание блужданий в лесу, а морок. Самый подходящий фон для явления лесного «деда» с лицом «как кора».
Илья Кочергин: Живые голоса на жанровой поляне
Кажется, что именно ради этого и писался роман, — чтобы читатель тоже мог расслышать музыку этих негромких голосов. Они воспринимаются нами как нечто экзотичное, забавное, этнически-фольклорное. Эти слабые, стремительно затихающие в глобальном шуме голоса не открывают новых истин, говорят о своём частном, жизненном, бытовом.
Александра Сизова: Лес, абстракция и подросток с психическими проблемами
"Роман повествует о девочке Жене, которую все обычно называют кратко — Жу. Она очень изменчивая, противоречивая, замкнутая, тихая и вежливая. Поначалу думаешь: обычный подросток со своими проблемами и переживаниями под стать возрасту, но чем больше читаешь, тем больше начинаешь сомневаться в своих первых впечатлениях".
Анна Жучкова: Взгляни на дом свой…
Фольклор здесь... живой. Настолько, что, если вы в суете и переключении между делами уделите книге хотя бы десять минут, – вас затянет. А когда прерветесь, будет ощущение, что побывали на глубине – и вынырнули. Всё дело в языке. Язык «Согры» – живой язык северной глубинки.
Такой книги у нас еще не было. Потому что она живет своим каждым словом. Звучит, поет и говорит нам о нас – прошлых.
Ее язык – язык подлинного фольклора и в то же время язык поэтический, литературный. Ирина Богатырева сделала северную речь языком книги, сохранив ее природную энергетику.
Такой книги еще не было и потому, что это не привычная мифопоэтика. Не конструирование мифа. Не вписывание мифа в текст или текста в миф. Мы любим «Вьюрки» Бобылевой, «Мэбэт» Григоренко, «Убыр» Идиатуллина, но тут другое. Реальная жизнь в глухом углу времени и России.
Есть деревня. Большая. Со школой. Есть река. За холмом соседняя деревня. А вокруг – лес и болото. Белый северный мох, белое северное небо. Согра.
Я раньше думала, чем глубже в деревню, тем ближе к мудрости. Ну, Платон Каратаев и всё такое. Оказалось, нет. Не ждут там готовые ответы на все вопросы. Там просто другой мир: деревья выше, земля ближе, а кругозор уже. Баушки, героини романа Богатыревой, живут привычным и ограниченным, раз навсегда заведенным ходом. Знают, что от хворей спасает баня. Что река снимает беспокойство. Что травина помогает найти пропажу. Знают, что им нужно для жизни, тем и живут. И никакой мифологии.
Валерия Пустовая "От обреченности к творению смысла":
Реальную магию вытаскивает из-под завалов магического реализма Ирина Богатырёва в романе «Белая Согра». В романе много традиционных ключей — подкатов к волшебным верованиям северной деревни, — но ни один не отопрет. Не получится прочитать весь роман ни как подростковую повесть о городской девочке на природе, ни как терапевтическую притчу об исцелении бабушкиной любовью, ни как хоррор о войне ведьм, ни как фольклорную экспедицию в края, где язык завораживает, как пейзаж, а пейзажи говорят прямее слов. Все это есть в романе — но ценнее мерцание смыслов, последнее непонимание, которое и выступает оберегом фольклорной памяти. Роман построен на двойном зрении, благодаря которому так до конца и не ясно, был ли мальчик, была ли ведьма, лечит ли заговоренная травина и правда ли никогда не покидают нас ушедшие со света родные.
Егор Фетисов (book_talk_formasloff):
Если с чем-то сравнивать, то роман «Белая согра» как-то сразу занял в моей голове место по соседству с «Собачьим лесом» Александра Гоноровского, «F20» Анны Козловой и Габриэлем Гарсиа Маркесом. С повестью Гоноровского «Белую согру» роднит блестящий язык и, безусловно, удачная попытка создать полный мистики и волшебства мир, непредсказуемый и бездонный. Эдакий «текст-колодец», в который спускаешься не без мурашек, бегающих по спине, потому что совершенно неясно, как ты из этого колодца будешь вылезать и, вообще, удастся ли это сделать. На обложку книги Богатыревой вынесена фраза: «В любви, как и в смерти, человек беззащитен». В каком-то смысле беззащитен и читатель, погружающийся в подобный текст, и это, мне кажется, большой плюс. Это признак подлинной искренности, созданной художественными средствами, понятное дело, и все же… С текстом Козловой немного роднит психическое нездоровье главного героя, к тому же в обоих романах это девочка-подросток. Хотя во всем остальном тексты эти совершенно разные, можно сказать: противоположные. Козлова описывает вымысел, Богатырева создает реальность. Реальность магическую. Валерия Пустовая отмечает в своем отзыве, посвященном «Белой согре», что Ирина Богатырева «вытаскивает реальную магию из-под завалов магического реализма». Мне не совсем понятно, что имеется в виду под завалами, потому что, на мой взгляд, роман Богатыревой выстроен в лучших традициях магического реализма. Маркес бы порадовался. Отдельно стоит отметить то, что называется скучным термином «речевые характеристики персонажей». Жители деревни, в которую попадает героиня, воссозданы (или созданы) очень аутентичными. Но это отдельный штрих, радующий слух нюанс. Главное же в романе – перерождение, в котором читатель принимает деятельное участие. И должен выйти из текста «новым человеком, другим. Еще неизвестным, родившимся только сегодня».
Обзор романа "Согра" (журнальный вариант) от Сергея Сумина (Тольятти).
На бумаге
Электронная версия
Аудио версия
Журнальная версия романа (бесплатная, с сокращениями):
1 часть, "Новый мир", №4, 2020
2 часть, "Новый мир", №5, 2020