Быть змеем

Никита, младший брат
Иван, старший брат
Отец
Змей

В темноте слышен звон ключей, щелчок отпираемого замка. Открывается дверь, входит Никита, зажигает свет в прихожей и кричит: "Верусик, я дома". Мельком бросает взгляд в зеркало на стене, поправляет волосы, ставит дорожную сумку и входит в комнату. С кухни слышен звук воды из крана и звон посуды. Никита проходит по комнате, зовёт снова: "Верусик", потом приглядывается к стенам. Они в ярком, в полоску рисунке, который он не узнаёт. Из кухни слышны шаги, Никита оборачивается и говорит: "Вер, а ты что, обои без меня поменяла?" – но входит не она, а отец Никиты, в переднике, со сковородкой в руке. На сковороде – горячая яичница.
Никита, опешив: Пап? Привет. Что это ты у нас? А Вера?..
Отец радостно суетится: Привет-привет. Уже вернулся? А я тебя как раз жду. Вот, поесть тебе. (Он быстро проходит в комнату, убирает с журнального столика какие-то бумаги, ставит сковороду.) Не бог весть что, но с дороги, всё же еда. Голодный?
Никита: Да есть немного.
Он всё пытается заглянуть в коридор, ожидая появление Веры, но отец за плечо подводит его к столу, не давая выйти.
Отец: Ну, ты покушай, а я хлеба сейчас. Сейчас.
Но никуда не уходит, замирает, смотрит на сына.
Никите неудобно под его взглядом: Что?
Отец: Ничего, ничего. Как съездил? Расскажи. Что нового? На работе и так… в мире.
Никита: Да нормально всё, пап. Я просто как-то… ты не обижайся, но я правда не ожидал тебя у нас встретить. Ты и в гости-то давно не приходил, а тут – без меня. А Вера-то что?
Отец: Да вот, решил навестить, что, скажешь, не стоит? Если не стоит, я потом, ты как скажешь… (Хочет уйти.)
Никита: Да нет, пап, ну я не то совсем!
Отец: А наши-то новости уже знаешь? (Останавливается вдруг в дверях и внимательно глядит на сына.)
Никита: Не знаю, не мог до Верки дозвониться три дня. Да чего такое-то? Что ты на меня так смотришь?
Отец: А, ну вот и славно. (Неожиданно возвращается и садится у противоположной стены. Заки-дывает ногу на ногу.) Ну и славно тогда. Тут, сын, видишь, какое дело: главное, близко к сердцу не принимать, ведь правда, да? Вот и я говорю: главное, не брать к сердцу. Это же всё дело десятое. Пройдёт и осядет, как дым…
Никита: Па, ты о чём? Что пройдёт? (Откладывает вилку.) Слушай, я так не могу, давай-ка, выкладывай.
Отец: Ну вот и я говорю: перемелется – мука будет. А так-то любого человека можно понять, ведь правда?
Никита: Слушай, вот я тебя сейчас точно не понимаю. Ты или уж говори, или – ничего не говори тогда. А так-то зачем? Ладно, мне надо Вере позвонить, давай это…
Берёт смартфон, но отец его перебивает: Ну, а про змея ты, конечно же, всё уже знаешь? В мире-то что об этом говорят?
Никита не отвлекается на отца, продолжает набирать номер: Какого ещё змея? Что-то я совсем… Па, погоди, я звякну… (Подносит трубку к уху, но в этот момент в квартиру стремительно вбегает Иван.)
Иван: Приехал? Уже? Наконец-то! Видел в новостях, и сразу – сюда, поздравить!
Бросается к Никите и обнимает, хлопает по спине.
Никита, опешив, еле отбивается от него: Кого поздравить?
Иван, продолжая его счастливо охлопывать: Тебя, тебя, братан!
Никита: С чем?
Иван: Как с чем? С приездом!
Никита: Ты про это что ли в новостях видал?
Иван: А то! Конечно! С возвращеньицем!
Никита, недоверчиво усмехаясь: Это что, такое событие, что уже в новостях?.. Погоди. Алло? (Возвращает трубку к уху, но ему только показалось, что оттуда ответили – нет даже гудков.)
Иван всячески его отвлекает: Ну да, конечно, ты теперь привыкай, значительная личность, такой человек, почёт, слава…
Никита старается от него отвернуться, чтобы посмотреть в монитор: Да к чему привыкать-то? Ничего не понимаю.
Иван старается ему заглянуть через плечо: Мы-то, конечно, люди маленькие, нам до тебя куда, но и меня, к слову, тоже можешь поздравить: защитил. Докторскую – защитил.
Никита взглядывает на него с недоумением: Ты?
Иван, гордо: Я.
Никита: Ну ты… Слушай, погоди, мне надо. (Снова оборачивается к экрану.)
Иван: Кафедру просили возглавить, как особо ценного специалиста, но я отказался. Договор зато подписал, на серию книг. Мне пока хватит.
Никита почти его не слушает: Молоток. А что за книги?
Иван прохаживается по комнате, садится за стол: Научно-популярные просветительские романы. "Память змея", "Сны змея", "Змеерождённые", "Змей Изначальный", "История змея от яйца до наших дней".
Никита целиком поглощён смартфоном: От яйца, говоришь…
Иван есть яичницу, отвечает с набитым ртом: Ага. Ну, это для начала, там посмотрим. Проект надолго. Но это то, что мне сейчас действительно интересно. И в чём я вижу доподлинный просветительский смысл. Конечно, после докторской это уже не то, но докторскую-то кто прочтёт – только специалисты, а романы – это же для народа, для всех! (Вытирает губы руками.)
Никита: А что за докторская? Как-то я от тебя не ожидал.
Иван, гордо: "Типологические вида змея в геномах человека и практическое доказательство превосходства данного генотипа над всеми остальными видами".
Никита: Видами чего?
Иван: Человека, разумеется!
Никита: Слушай, брат, извини, я что-то не очень сейчас секу, чего ты говоришь, у меня тут с телефоном какая-то труба. Связи нет… и интернета… перезагрузить что ли?...
Иван с отцом переглядываются через комнату.
Иван: А сети уже нет. Ты разве не знал?
Никита: Как нет? Связи нет?
Иван, весь подобравшись: Нет. И интернет запретили. Со вчерашнего дня.
Никита, теряясь: Да вы что. Как это?
Иван: Не как, а – в экстренном порядке. В порядке защиты интересов страны, понимать надо!
Никита: Каких ещё интересов?
Иван: Государственных! Военное время. Военное! Понимать надо.
Никита: Какое военное? Почему? С кем война? Отец? Пап, он о чём вообще?
Отец вздыхает, машет рукой и отворачивается.
Иван: С кем, с кем. Со всеми. С врагами.
Никита: Да где враги-то? Кто?
Иван: Все враги! Все, кто не признает превосходство змея! Враги – они кругом, они как снаружи, так и внутри. Поэтому ради экстренных мер все виды связи временно – того. (Он выразительно вглядывается в лицо Никиты, но видит, что тот не понимает, и обрывает сам себя резко.) Телевизор смотреть надо!
Никита: Да сдался мне ваш телевизор! Ничего не понимаю, какая-то ерунда.
Иван: И не ерунда. Не ерунда. Ты давай тут у меня, смотри. Смотри. А то и вернулся откуда-то.
Никита с недоумением: Откуда?
Иван: Это мы ещё не знаем, откуда. Это ещё надо проверять.
Никита трясёт головой: Погоди, я, кажется, что-то пропустил. Давай всё по порядку. Что тут у вас происходит. Что такое змей?
Иван весь вытягивается подобострастно: Змей – не что! Змей – это кто!
Никита смотрит на него с недоумением, оборачивается к отцу: Па-ап?
Отец: А я что? Ваня правильно говорит. Змей – это змей. Вопрос ведь не в том, что он такое или кто он такой…
Рисунок на обоях чуть заметно передёргивается. Никита глядит на него, но решает, что ему померещилось.
Иван: Змей – это всё! Это наша сущность и наша защита, наша вера, наш символ, наша государственная опора, наше объединяющее начало, наше….
Никита: Господи, да ты о чём вообще, какой ещё змей!
Иван: Самый-самый! Что ещё за вопросы? Уже все поняли, все убедились в первичности рептилоидной природы, в древности и доминантности её в каждом из нас, а ты…
Никита: Погоди. Я чего-то не догоняю. Пап, может, ты мне нормально объяснишь?
Отец: Да чего я? Ваня всё правильно говорит, Никитик. Вопрос ведь не в том, какова природа змея. И даже не в том, древнее ли он всех нас. Вопрос в другом…
Обои передёргиваются сильнее, с чуть заметным шелестом. Никита трясёт головой.
Иван: Вот смотри, ты же сам говорил, что первичная свобода человека – это свобода заблуждений. Говорил? Вот мы и поняли все, наконец, что заблуждались. Главное – сделать первый шаг. Главное – признать змея в себе. Остальное просто!
Подходит к нему близко и заглядывает в глаза. Никита от него отстраняется.
Никита: Да погоди ты. Ничего я такого не говорил. Не помню я, чтобы кого-нибудь такое говорил. Я говорил, что в свободном обществе должна быть свобода мнений. Даже если они отличны от твоего мнения или от мнения большинства.
Иван: Вот именно! А отличное от большинства мнение это что? – заблуждение! Вот мы от них и избавились. Сразу легче жить стало, знаешь.
Никита: От чего избавились? От мнений?
Иван: От заблуждений! И пришли все к одному: за всем стоит великий змей! Это наше общее, единое, непоколебимое мнение. Великий змей выражает дух нашего народа, нашей великой истории, нашего прошлого и не менее великого будущего. Он смысл бесконечности, цикличности нашей жизни. Каждый обязан признать змея, но главное – слиться со змеем, то есть найти змея в себе. Расхождения ещё имеются, конечно, в основном по поводу образа жизни, формы и бытования змея. Но и в этом мы тоже добьёмся однообразия.
Никита: Какого ещё однообразия?
Иван: Всеобщего!
Никита, устало: Вань, я что-то тебя не узнаю. Ты как-то изменился, и я… того…
Иван: Конечно! Я стал другим – я нашёл своё место в змее! Как только наше общество прозрело… Я, конечно, всегда догадывался, я и раньше знал, да, но теперь я – счастлив. Я счастлив, что именно нам выпала такая роль, такая важная историческая миссия. Хотя я сам – это что, я так, незаметная глазу чешуйка на теле змея. А вот ты – другое дело. Мощь! Змеище!
Он снова пытается его хлопнуть по плечу, но Никита отходит.
Никита: Пап, я ничего не понимаю. У меня голова начинает болеть.
Отец: А я-то что, Никитик? Вопрос же не в том, кто такой змей. И даже не в том, заранее ли каждому из нас готово место в теле змея или каждый из нас сам делает его под себя. Вопрос совсем в другом…
Обои резко передёргиваются – теперь ясно, что они горизонтально проползают. Никита смотрит на них во все глаза, но Иван не даёт ему ничего сказать.
Иван: Ты, конечно, себе место в истории уже застолбил. И я не скрою – горжусь, что мы братья, что я через тебя могу быть причастен. Но это только начало. Я знаю, что нас ждут дела большие. Нас всех. Сейчас мы застыли в ожидании величайшего чуда нашего времени. Брак змея, великое воссоединение начал! Но дальше, дальше… Предстоит ещё много всего сделать, чтобы навести порядок в стране, чтобы все змееборцы сгинули...
Никита морщится: Господи, да ты хоть сам послушай, что ты говоришь. Даже не что, а как.
Иван: А что? Я говорю правду. Правду нельзя сказать иначе.
Никита: Да какую, к чёрту, правду? Ты что, действительно веришь, что нами правит какой-то там змей? Или даже не правит, а… как это… мы сами, мы все… фу, я запутался! Ну откуда змей, какой ещё змей? Почему вдруг змей? Да это же каменный век.
Иван: И не только хочу сказать, я это говорю! И всё об этом говорит! Это ты там был оторван от родной земли, от корней…
Никита: Пап, ну сделай что-нибудь, заткни его, наконец.
Отец: А я что? Всё правильно, Никитик. Всё правильно. И змей никуда никогда не девался. И правил он нами всегда, пусть даже мы думали, что это не так. Он никогда никуда не уходит. Он всегда был здесь. С нами. В нас самих. Вопрос же не в том, что делать со змеем. Вопрос совсем в другом.
Обои быстро, с шелестом, передёргиваются.
Никита вздрагивает и вдруг кричит: Ну уж нет! Я не хочу во всём этом жить! Я не хочу, чтобы вокруг было… чтобы мы все были… чтобы наша страна… да чёрт! Короче, чтобы было непонятно что, просто какое-то животное!
Иван весь подтягивается, бледнея: А это уже… Прекратить! Немедленно! (Кидается к Никите, громко шепчет, заглядывая в глаза). Давай так: я этого не слышал, ты этого не говорил.
Никита отцепляется от него: Да отвали ты в конце-то концов!
Иван: Всё! Молчать! Отец, скажи ему! (Быстро выходит из комнаты.)
Отец: Ты ещё просто не понял, сынок. От змея нельзя деться. Уехать или скрыться. Змей – это мы сами. Это надо понять. Каждый из нас. Или точнее – он в каждом. И вопрос не в том…
Обои ползут, но Никита уже на них не обращает внимания: Ну уж нет! Нет во мне никакого змея. Это всё… это всё средневековье!
Отец: Думай, как хочешь (пожимает плечами). Но только, повторяю, вопрос не в том, есть в тебе змей или ты в нём. Вопрос в том, быть ли тебе самому змеем. И это каждый решает для себя сам.
Иван вбегает в комнату: А я всё слышу! Всё! (Подбегает к отцу и грозит ему пальцем.) Вы это того! Что ещё за разговоры такие: быть или не быть? Так вопросы в наше время не ставятся. В нашем обществе нет таких вопросом, понятно? Конечно, быть. Конечно, змей. И я змей. И он змей. И ты. (Тычет пальцем в Никиту.)
Никита смеётся: Ну вот уж увольте. Какой из меня к чёрту змей!
Иван: Самый настоящий. (Берёт его за руку, выводит в центр комнаты на свет. Обои ползут без остановки. Никита замечает это краем сознания.) А, посмотрите на него. Хорош? Ну разве не змей? Конечно, змей. (Поворачивает его и оглядывает со всех сторон.)
Никита вырывает руку: Да отстань ты. И пусти, в самом деле. Мне ещё за Верой ехать.
Иван: Куда тебе ехать?
Никита: Откуда мне знать! Вас и хочу спросить. Вера где?
Иван: Э, брат, ты это брось. Лучше сразу. Взять – и забыть.
Никита: Как – забыть? Как это – забыть? (Шагает к двери. Иван хочет его остановить, Никита резко разворачивается, отбрасывает его руки.) Вы все здесь рехнулись в конец, что за игра такая? Где Вера? Отец?
Отец, меланхолично, не глядя на сына: Она невеста змея.
Никита, остолбенев: Как – невеста? Кому – невеста? А ничего, что она моя жена? Она не может никому быть…
Отец: Может, всё она может.
Иван подходит к Никите, кладёт ему руку на плечо и начинает с пафосом: Брат, ты должен понять. Это величайшая честь. Народ, все мы, дети змея… Брат, если бы я сам был женат, или если бы у меня была дочь, я бы тоже почёл за честь отдать её, но так как…
Никита резко сбрасывает его руку: За что за ерунда в самом деле? Какой-то бред, бред! Мне уже ничего не важно, змей, не змей. Где Вера? Я вас спрашиваю: Вера где?
Бросается к отцу. Тот не смотрит на него, сцепив руку на колене, отворачивается.
Иван бубнит монотонно, закатив глаза к потолку, будто считывая оттуда: Раз в тысячу лет выходит змей из своей берлоги, и должна быть ему отдана Дева из чистых, из прекрасных, из приятных взором и добрых нравом, лучшая дочь своего народа. И соединится змей с нею, и сойдёт с нею в свою пещеру, и наступит благодать на всей земле, у всех детей змея…
Никита слушает его, как психа. Снова оборачивается к отцу, спрашивает с надеждой: Па-ап?..
Отец морщится болезненно: Да что я-то? Что я? Он всё сказал. Вопрос же не в том… А. (Отворачивается.)
Никита шагает к Ивану, берёт его за грудки: Где Вера? Что с ней? Отвечай!
Иван: Да ты чего, ты чего? Тебе же говорят: для общего блага!
Никита сквозь зубы: Для какого к дьяволу блага! Говори сейчас же, где она?
Иван: Готовится. Готовится стать женой.
Никита: Кому женой?
Иван: Змею!
Никита: Она моя жена! Моя!
Иван: А ты себя не отделяй, не отделяй от общества-то! Ты что, лучше всех, что ли? Да ты такой же змей. Тоже змей, совсем змей. Ты в зеркало на себя давно смотрел? (Никита выпускает его бессильно, Иван достаёт зеркало и пытается показать ему.) Давно смотрел-то? Ведь змей, как есть! И волосы, и нос, и брови. А главное – глаза, глаза главное!
Никита: Да чего ты передо мной своим зеркалом трясёшь!
Иван: Глаза, глаза!
Никита: Ну чего глаза, чего глаза?!
Иван: Зрачки! Зрачки змеиные! А говоришь – не такой. Говоришь – не змей. Натуральный же, са-мый что ни на есть!
Никита: Да с чего ты взял? А ну, дай сюда!
Бросается за Иваном, тот отскакивает, начинает прыгать по комнате, смеясь. Никита бегает за ним, пытаясь отнять зеркало. Вдруг всё начинает сотрясаться, стены уже явственно двигаются, с шелестом ползут, комната сжимается. Слышно, как в кухне звенит, падает и бьётся посуда.
Никита, замирая: Что это?
Иван: Змей, змей!
За окнами стрельба.
Иван: Это змей, великий змей! Венчание Девы со змеем!
Выбегает из комнаты. Никита бросается было за ним, но возвращается к отцу.
Никита: Папа, что же ты сидишь? Пойдёт отсюда! Делай же что-нибудь!
Отец качает головой: Вопрос же не в том…
Но, не договорив, машет рукой и отворачивается к стене. Всё тонет в темноте, и Никита просыпается.

Он проснулся, вздрогнув, открыл глаза и не сразу смог прийти в себя. За окнами палили петарды. Горло саднило, будто он долго и надсадно кричал. Сглотнул и облизал губы. Похоже, начиналась простуда. Он пошевелился и понял, что рука занемела. Аккуратно снял голову жены с плеча, поднялся с дивана и тут же, будто вспомнив, обернулся и вгляделся в темноту: жена спокойно спала, подмяв по-детски щёку, его движение её не разбудило. Вздохнув, пробормотал сам себе: "Вот ведь", - и прошлёпал на кухню, поставил чайник. Вернулся в комнату, сел на ди-ван, достал смартфон и стал листать страницы в интернете, освещая лицо синим светом монитора. На кухне щёлкнул, выключившись, чайник, но Никита не сразу смог оторваться от чтения. Наконец, погасил экран, ещё раз посмотрел на жену и остался сидеть в темноте, опустив руки.
Что-то неприятное просочилось-таки из сна и хватало за душу. Фразы и голоса его кош-мара, такие ещё живые и яркие, снова заполнили голову, тихую и тёмную комнату. Он ненароком оглянулся на стены, усмехнулся снова и помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Потом поднялся и бодро отправился в кухню. Но остановился в коридоре у зеркала. Замер. По-думал. Сказал себе вслух: "Да нет, ну что за бред!" Сделал шаг, но вернулся к зеркалу снова. Постояв ещё в темноте, щёлкнул выключателем и зажмурился от яркого света. Затем медленно, щурясь, стал приоткрывать глаза, приближаясь к зеркалу. Вглядываясь, старался рассмотреть в собственные зрачки.